Наступит ли эпоха мягкой денежно-кредитной политики в ближайшее время?

Наступит ли эпоха мягкой денежно-кредитной политики в ближайшее время?

Главной задачей ЦБ в любой стране является обеспечение роста экономики, сдерживание инфляции на приемлемом уровне и обеспечение полной занятости. Среди ведомств экономического блока это, пожалуй, основной институт, просчеты в деятельности которого наиболее заметны. Ключевая ставка в 16% – сильный тормоз развития экономики. Ряд экспертов считает, что уже весной этого года ЦБ РФ приступит к ее снижению. Однако сам Банк России полагает, что только в 2026 году ставки вернутся на нейтральный уровень в 6–7%, и то при отсутствии внешних рисков.

В девяностых нашему Центральному банку пришлось бороться с гиперинфляцией. Кредиты с процентной ставкой 100–120% тогда были обычным делом. Но при этом Министерству финансов нужно было как-то финансировать дефицит государственного бюджета. Для этого в 1995 году по инициативе ЦБ РФ были запущены в оборот государственные краткосрочные облигации (ГКО) с доходностью около 30% и сроком обращения до года. Население мало что понимало в вопросах инвестирования, только «продвинутые» инвесторы знали, что государственные облигации имеют наивысшую надежность. Но они не знали, что ГКО оказались обыкновенной финансовой пирамидой. Итогом стала знаменитая «новация» – обмен краткосрочных ГКО на средне- и долгосрочные облигации федерального займа (ОФЗ). Да, некоторым оправданием может служить и падение мировых цен на нефть с 30 до 13 долларов за баррель, и сложность поддержания фиксированного курса национальной валюты на уровне 6 рублей за доллар.

Актуальное положение

Шло время, мы учились на собственном опыте. Нынешнее руководство ЦБ РФ уделяет особое внимание ключевой ставке при регулировании инфляционных процессов в экономике. Так, в течение 2023 года ставку поднимали несколько раз. Например, в июле Центробанк поднял ставку до 8,5%, в августе – до 12%, в сентябре – до 13%, в октябре – до 15%, а в декабре – до 16%. Многих смущает столь быстрый и резкий подъем ключевой ставки. В мировой практике центральные банки обычно поднимают учетную ставку медленно и постепенно, по 0,25–0,5% за раунд – и потом наблюдают, как ведет себя инфляция, какова занятость, стабилен ли рост ВВП. Но даже при этом в США и Великобритании чуть не довели дело до кризиса, постепенно, но уверенно поднимая процентные ставки в борьбе с рекордной инфляцией. Растет учетная ставка центрального банка – растут ставки по кредитам коммерческих банков, проценты по вновь выпускаемым облигациям. А вот цены по старым, уже выпущенным облигациям снижаются. А теперь представим себе, что когда-то давно мы положили деньги в банк или негосударственный пенсионный фонд, он разместил их в облигации, а сегодня цены на них упали. Мы хотим получить назад свои сбережения, но ни банк, ни фонд без поддержки государства этого сделать не сможет – цены на активы упали.

Именно это и произошло с системой пенсионных фондов Великобритании и рядом банков США.

Да, соглашусь, у нас другой тип финансовой системы, финансового рынка и трансмиссионные механизмы регулирующего воздействия центрального банка работают иначе, чем в развитых странах. Например, в феврале 2022 года ЦБ РФ повысил ставку сразу на 10%, чтобы остановить отток капитала из страны, и это было правильно. Повышение ключевой ставки в прошлом году до 15%, а потом и до 16% также имело свои причины – необходимо было остановить инфляционные процессы, убедить инвесторов финансировать государственный долг через покупку облигаций федерального
займа, остановить девальвацию национальной валюты.

А были ли альтернативы?

Что меня, как экономиста, смущает? Во-первых, девальвацию можно было бы остановить раньше и более эффективно, введя правило обязательной экспортной выручки. Экспортеры, а это главным образом предприятия сырьевого сектора, больше других выигрывают от девальвации. А вот предприятия, зависящие от импорта, при этом теряют – на закупку сырья, оборудования, технологий им приходится тратить больше рублей. В целом потери несут все – даже нефтяникам и газовикам нужно технологическое обновление, новое программное обеспечение и прочие закупки за рубежом.

Во-вторых, крупные предприятия обязали заплатить налог на сверхприбыль. Конечно, это не подорвало их финансовое положение, но кому-то осложнило, а кому-то дало формальный повод не выплачивать акционерам дивиденды. Ясно, что для нормального развития предприятие должно иметь инвестиционные ресурсы, а это либо собственная прибыль, либо долгосрочные займы. А при ключевой ставке в 16% кредитные организации выдают кредиты по ставке 20–25%, что превышает среднюю доходность в нашей экономике.

Есть альтернатива таким чрезвычайным мерам – прогрессивная шкала налогообложения. Она, кстати, существовала в РФ в 1990-х годах и доказала свою эффективность. Это позволило бы сократить неравенство в доходах, наполнить бюджет и решить задачи, стоящие перед страной в текущем моменте. Кроме того, это позволило бы развивать передовые, высокотехнологичные отрасли и создать современную диверсифицированную структуру экономики.

Верной ли дорогой мы идем?

Тут уместно вспомнить слова академика Сергея Глазьева, выступавшего в апреле 2023 года на встрече с руководителями уральских предприятий в Екатеринбурге, о том, что при нынешней политике ЦБ Россия не сможет обеспечить технологический прорыв. Например, с 2000 года ВВП КНР вырос в пять раз, а инвестиции в реальный сектор – в 7,5 раза! При этом Народный банк Китая ограничивает конвертируемость юаня, чтобы избежать утечки капитала из страны. Это же делает и Индия. При этом ЦБ РФ отказался в 2015 году от стабильного курса рубля и перешел к плавающему, объявив целью таргетирование инфляции. Но руководство ЦБ не раз признавало, что девальвация рубля обеспечивает 20–30% роста инфляции. Именно поэтому нынешняя политика ЦБ мало способствует наращиванию инвестиционной активности, ведет к снижению конкурентоспособности экономики, а в конечном итоге создает условия для новой девальвации рубля и нового всплеска инфляции, считает Глазьев.

Если бы наш Центральный банк поставил задачу стабилизировать рубль, а не инфляцию, то Россия могла бы обеспечить темпы роста экономики до 8% в год, а не 1,5–2% к 2026 году, как отмечено в Основных направлениях денежно-кредитной политики, утвержденных Советом директоров Банка России 1 ноября 2023 года. При этом Сергей Глазьев справедливо, на наш взгляд, отмечает, что нельзя победить инфляцию только повышением учетной ставки, если экономика страны открытая, преобладают сырьевые отрасли и мы на 60% зависим от иностранной технологической базы.

С позицией академика Глазьева можно соглашаться или спорить, но неоспорим важный факт – если в экономике господствуют естественные монополии, каждый год увеличивающие тарифы на свои услуги, то цель по инфляции в 4% недостижима. Но можно возразить и Глазьеву – развитые страны ЕС, Великобритания и США весь прошлый год увеличивали процентные ставки, пытаясь победить рекордную инфляцию в 8–10%. Стоимость кредитования возросла, однако технологического отставания от, скажем, Китая не произошло, а вот инфляция стала понемногу снижаться. Кстати, и Китай заметно снизил темпы роста экономики, несмотря на высокий объем инвестиций.

Иных способов борьбы с инфляцией, кроме как увеличение стоимости заимствований в виде роста процентных ставок, к сожалению, нет. Но есть дополнительные инструменты в арсенале средств центральных банков. Это нормы обязательного резервирования депозитов коммерческих банков на счетах в ЦБ. Это также операции на открытом рынке, когда центральный банк продает кредитным организациям ценные бумаги (государственные и корпоративные облигации высшего класса надежности). Все они ведут к стерилизации ликвидности, что уменьшает инфляционное давление. Банк России также их использует, но очевидно, что существуют еще возможности для более эффективного их применения. Есть также валютные интервенции. Да, это ведет к расходованию валюты, но что является большим злом – инфляция или временное сокращение резервов, рост ключевой ставки или стоимости кредитования предприятия? На этот вопрос мы пока не получили ответа.